– То есть получается, если, допустим, ты забыл свою карту дома – то и денег с тебя за проезд не возьмут? – уточнил Голицын.
– Получается так, – развел руками Чан.
– Вот только штраф за отсутствие при себе удостоверения личности такой, что на эти деньги год можно на поезде ездить, – проговорил внезапно на хорошем английском нард-кор Лавг. Это были первые слова, услышанные от него сегодня Иваном.
– Да, ив-сун, – только и нашелся, что сказать, Чан Бяо.
Больше до самого конца поездки никто не проронил ни слова.
– Может, присядем где-нибудь? – робко предложил Иван.
– Присядем? – Эмма огляделась. – Где?
– Ну, например, вон в том кафе, – махнул Голицын рукой в сторону яркой вывески на противоположной стороне улицы.
– В кафе? – прищурилась девушка. – Больше похоже на паб.
– Да не, что ты! – мотнул головой Иван. – В паб нам нельзя.
– А в кафе, значит, можно?
– Насчет кафе в правилах ничего не говорится.
– Грань сия зыбка… – протянула Маклеуд. – Ладно, пошли в твое кафе!
Вообще-то, Эмма была права: заведение, в котором они оказались, действительно больше походило на паб или бар: деревянные столы без скатертей, длинная стойка, в меню – минимум еды, но зато множество напитков.
– Что тебе заказать? – спросил Голицын, когда они устроились за столиком – в углу, у самого окна.
– Ну, едва ли у них тут найдется хороший кофе… Как насчет пива? Зря, что ли, ехали…
Иван согласно кивнул.
Официант принес заказ очень быстро и вопросительно посмотрел на Ивана. Пошарив в кармане, Голицын протянул ему полученную от Боголюбова купюру. Удивленно приподняв брови – наличные деньги, похоже, были тут с некоторой степени редкостью, гарсон осторожно, двумя пальцами взял ассигнацию – словно опасался, что та его сейчас цапнет.
– Сдачу придется подождать, сэр, – проговорил он.
– Ничего, мы не спешим, – сказал Иван.
– Ну, это еще как сказать – не спешим, – произнесла, отхлебывая из бокала, Эмма, когда официант удалился. – Я еще собиралась по магазинам пробежаться… Кстати, извини, я не знала, что тут надо сразу платить, – она полезла левой рукой в карман. – Сейчас я отдам…
– Не надо, – остановил ее резким жестом Голицын. – Я угощаю.
– Опять эти твои русские штучки? – нахмурилась Эмма, впрочем, на ее губах мелькнула улыбка. – Ты хоть знаешь, что в цивилизованных странах это рассматривается как попытка дискриминации?
– Дискриминации? – Ивану показалось, что он ослышался.
– Именно. Не позволяя мне заплатить за себя, ты даешь мне понять, что я всего лишь женщина, очевидно, не способная себя обеспечить, и тем самым оскорбляешь…
– Погоди, – перебил ее Голицын. – Что за бред?
– Это не бред, это современный стандарт цивилизации!.. Хотя на самом деле бред, конечно, – рассмеялась внезапно она. У Ивана отлегло от сердца. – У нас в Австралии это еще пока не так сильно прижилось. А вот в Америке и Европе…
– Ну, здесь у нас, слава Богу, не Европа, не Америка и даже не Австралия, – проговорил Голицын. – Так что я угощаю.
– О’кей. Но тогда в следующий раз плачу я!
– Хорошо, – поспешил согласиться Иван. Само обещание следующего раза внушало определенный оптимизм.
Он поднял свой бокал. Пиво было непривычным на вкус – сладковатым и словно бы с каким-то цветочным ароматом – но в целом вполне ничего.
– Эмма, – проговорил он, аккуратно ставя бокал на стол.
– Да, Ваня? – живо откликнулась девушка.
– Эмма… Я хотел обсудить с тобой один вопрос…
– Я вся во внимании, – подалась вперед Маклеуд.
– Видишь ли… Не знаю, как начать… Что случилось, Эмма? – выпалил он и сделал большой глоток.
– А что, что-то случилось? – невинно спросила девушка.
– Не увиливай. Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Нет, – хлопнула ресницами Маклеуд.
– Да все ты понимаешь! Мы… То есть ты и я… Что-то разладилось… Мы… Мы почти не встречаемся…
– Скажешь тоже – не встречаемся! Раза два в день на занятиях, да на ужине еще. Я бы сказала наоборот: мы почти не расстаемся. Как и все, впрочем, в нашей Школе!
– Вот! – поднял вверх указательный палец Иван. – Ключевое слово. Как и все. А раньше было не как все! Только ты и я!
– Да, да, я все поняла, не кричи, – закивала Эмма. – Да, согласна, тут есть о чем поговорить… Только знаешь… Боюсь, к этому разговору я пока не вполне готова.
– Не готова? – вскинул голову Голицын. – Почему?
– Ну… Мне надо сначала самой во всем разобраться…
– Разобраться? В чем разобраться?
– В себе… Ты прав, сейчас все действительно не так, как раньше… Я не та, что раньше, если выражаться точнее. И началось это не вчера… Думаю, толчком послужила смерть Эллис. Других ребят тоже, но Эллис – Эллис особенно…
В прошлом году Эллис – Эллис Мур – училась в Школе вместе с ними и была лучшей подругой Эммы. Она погибла – вместе с другими курсантами – когда Школу, полагая, что уничтожает гнездо терроризма, разбомбила авиация США.
– Понимаешь, это – как детство вдруг внезапно кончилось, – продолжала Маклеуд. – Все, что было до этого лета, у меня – как в тумане… Словно все это было не со мной…
– Это было с тобой, – тихо проговорил Иван. Он ожидал чего угодно, но только не этого. – И со мной…
– Я знаю, ты тоже потерял тогда друзей… Но ты сражался. И твой лучший друг сражался вместе с тобой. А я… Сначала мы сидели здесь, на Сопроле, информации – ноль, только слухи – один страшнее другого. Я была уверена, что ты тоже погиб – вместе со всеми. Я была в отчаянии! Если бы не добрый малыш Сварам и не Збышек, конечно, – я, наверное, сошла бы тогда с ума. Эти двое поддерживали меня, как могли. Хотя ведь им и самим было нелегко: Сварам потерял Далджита – более чем просто друга, Збышек… Он же был влюблен в Камиллу. Камилла Грин – помнишь, британка?